Эстония. Лето 1986 года. Палаточный лагерь, трехдневный слет стройотрядов. Склонные к садизму совковые руководители в ярко-красной униформе фукционируют согласно идеологическим программам. По другую сторону баррикад — белокурые пятнадцатилетние инфанты, чьи уже окрепшие тела с неудержимой силой стремятся друг к другу, а неокрепшие еще души требуют борьбы. Так и развивается конфликт — между плановой потерей невинности и выражением протеста зомбированному государством старшему поколению.
Главная «фишка» картины — тщательно сконструированная среда. Создатели не пожалели ни красок, ни фанеры для создания советской красно-белой иконографии. Диско 80-х -Дюран-Дюран, в ушах пластмассовые кольца до плеч, цветные трикотажные обручи на волосах — знак самого модного спорта того времени — аэробики. Одеть три сотни подростков по моде середины 80-х — акт, сам по себе заслуживающий уважения. Все это запускает в душе зрителя механизм под названием ностальгия. По ушедшему СССР, по «порядку», по мощной иконографии, по простой оппозиции свои-чужие. Ностальгия по наивному бунту второй половины 80-х. Ностальгия по утраченной идентификации себя как части империи. Приходит на ум нашумевший в прошлом году «Гудбай, Ленин!». С той лишь разницей, что в «Гудбай, Ленин!» обращение к советской эстетике мотивировано самим сюжетом, а в «Бунте свиней» — это просто большой парад символов советско-перестроечного периода.
К сожалению, роскошная среда картины «убила» драматургию. Характеры одномерны, все персонажи — лишь статисты живых картин эпохи. А впрочем, и недостаточно живых. Картина ничего нового об этом периоде не поведает. Гимн, флаг, письмо Рейгану — перечисление штампов-представлений о времени. Сценарий сведен к либретто. И, как в балете столетней давности, событийный ряд — лишь повод для показа эффектных массовых сцен — дискотек, купаний голышом, бегания с факелами ночью и захвата штаба. Картина напоминает гигантский рекламный ролик. Кстати, возможно причина здесь в том, что оба режиссера — профессиональные рекламщики.
«Непрозрачна» символическая структура фильма. В начале картины герои ассоциируют себя со свиньями — в пику правильным советским зомби. Потом они находят ров с разлагающимися свиными тушами. Потрясенные этим гринуэевским зрелищем, подростки решают на отчетном концерте показать агит-спектакль «Прогнило что-то в нашем государстве», который и становится началом лагерного бунта, наконец, в финале они выпускают на волю из свинарника несколько сотен живых хрюшек, которые на этот раз символизируют уже свободу — как все это увязать, непонятно.
Не вполне ясна и авторская интонация . Это какая-то смесь иронии и перестроечного пафоса разрушения. Может быть, выйди эта картина лет на десять пораньше, она вызвала бы больший резонанс, сейчас же она смотрится явно вторично. Кажется, что вся картина укладывается в формулу — «Классное было время!», и не выходит за рамки прикола ради прикола. А, может быть, дело просто в том, что всего этого не было. Не было в эстонских пионерлагерях таких бунтов.