Самаритянка

Фильм модного корейца Ким Ки-Дука «Самаритянка» представляется недооцененным шедевром. Ведь в нем кипят не надуманные, а всамделишные страсти. Двое подружек-школьниц решили проституцией заработать на поездку в Европу. Е-Чжин поначалу занимается только подбором клиентов, но после гибели Чже-Енг она принимает на себя довольно особую миссию: намеревается встретиться со всеми прежними клиентами, чтобы вернуть им после секса заработанные в прошлый раз подругой грязные деньги. Но эта миссия оказывается невыполнимой, ибо ее отец-полицейский начинает за ней следить и не понимает почему его невинная дочь так себя ведет. Отец сначала оскорбляет клиентов дочери, а потом над одним из них учиняет самосуд. Как обычно у Ким Ки-Дука криминальный сюжет обрастает многими моральными и философскими коннотациями. Финальная сцена у воды неожиданно перекликается с аналогичными сценами из фильмов («Фейерверк» и «Сонатина») японца Такеси Китано. Даже название третьей части «Соната», аппелирующее к примирению отца и дочери, вызывает ассоциации с творческим методом Китано. Интересно, что первая часть «Васумитра» отсылает к героине индийского эпоса, к милосердной жрице греха. Вторая же «Самаритянка» неожиданно обращается к христианским заповедям. Режиссер тонко подвергает сомнению возможность эффективного выполнения моральных обязательств (отцом и дочерью) в коррумпированном обществе и в очередной раз пытается утвердить ценность спонтанного, незамыленного (цивилизацией) взгляда на жизнь. Приз «Серебряный медведь» за лучшую режиссуру на последнем МКФ в Берлине достался самобытному корейцу совсем не за прежние заслуги, как об этом писали многие недруги неистового защитника экстремальных чувств, а за умелое использование метафизических пейзажей (в которых, у него, как и у Тарковского, много воды) и юных лиц, которые еще не спрятались за социальными масками. Взгляд режиссера, как и в предыдущей его буддистской притче «Весна, лето», становится взглядом демиурга, глядящего на своих персонажей сверху. В его картинах все меньшее внимание уделяется истеричным персонажам и патологии. Его персонажи теперь скорее медитируют перед вечным равнодушием природы, чем вступают в вербальный контакт с себе подобными. Вместе с тем, странной выглядит его концепция, что Зло приходит в этот мир через мужчин (причем иммпульсивный отец героини не становится исключением), а носителями чистоты являются малолетние проститутки.